Расстояние Гилтроу Хелен

Мои волосы в крови. Прошло двенадцать часов, а волосы все еще в крови.

– Вы в порядке?

Женщина-констебль, дежурящая у двери, смотрит на меня из висящего в ванной зеркала. Грубое нарушение правил: ей было приказано не разговаривать со мной. Должно быть, она думает, что я потеряю сознание.

Пальто у меня забрали еще вчера на месте происшествия: кровь просочилась сквозь подкладку. Лицо тоже было в крови – ее стер врач, который осматривал меня, прежде чем дать разрешение на допрос. Руки также перепачканы кровью, она затекла в каждую складку и под ногти; приходится раздирать кожу, чтобы вычистить ее засохшие следы.

Про волосы мне ничего не сказали.

Перебираю их руками. Коричневые клейкие сгустки прочно слиплись. Мне бы сейчас ножницы, я бы их вырезала.

Не думай об этом. Не надо.

Сейчас воскресенье, четыре утра. Так, по крайней мере, говорят часы. Последний раз я спала, часто просыпаясь, в ночь пятницы… Как мне тогда казалось, у нас был план. Но я перестала обманывать себя, что у меня все под контролем. Можно было предположить, как все будет.

Сейчас я одна в туалете в полицейском участке, рассматриваю в зеркало свои волосы, стараясь не обращать внимания на затягивающийся в груди узел, пытаюсь взять себя в руки и вспомнить все произошедшее. Сколько раз я прокручивала в голове эту ситуацию? Но все прошло не так, как я представляла.

Всю свою сознательную жизнь я посвятила погоне за информацией и ее последующему анализу: цифры и холодные факты. Я полагала, что это будет лишь очередное дело. И я смогу остаться невозмутимой и рассудительной, как настоящий профессионал.

Я не могла представить, как мне будет больно.

Женщина-констебль по-прежнему внимательно следит за каждым моим движением.

– Все нормально, – говорю я, – правда, – и стараюсь улыбнуться, косясь на ее лицо в зеркале, но не могу скрыть изможденности и бессилия.

Она отводит взгляд и произносит:

– Пора возвращаться.

В комнате для допросов чашка остывшего кофе на столе рядом со мной покрылась зеленовато-белой пенкой. В желудке дрогнуло, и я отставляю чашку подальше. Вошедшая следом за мной женщина быстро реагирует:

– Принести свежий?

– Нет.

Слишком грубо, она ведь добра ко мне.

– Спасибо, не стоит, – пытаюсь я улыбнуться.

Она берет чашку и выходит, закрыв за собой дверь. Из коридора доносятся голоса, затем все смолкает. Я одна.

Больше всего на свете мне хочется уронить голову на стол и зарыдать.

Но они могут в любую минуту вернуться и вновь приступить к допросу. Итак, еще раз сначала, Шарлотта. Что я видела? Что слышала? Они принимаются рассматривать каждую мелочь под разными углами, особенно выделяя нестыкующиеся детали. Им надо точно понять, как много я знаю или как мало.

Что ж, я вновь начну с самого начала, которое представляет историю разумной и содержательной, а мое участие вполне безобидным. Но существует еще и другое начало.

Десять лет назад. Незнакомый мужчина сидит в здании склада, лицо его освещено, а выражение как у человека, который должен все понимать, но не понимает.

Восьмое декабря, чуть больше года назад: по коридору идет женщина в темном пальто с непроницаемым выражением лица.

Или, например, четверг в январе этого года, менее четырех недель назад, когда меня нашел Саймон Йоханссон и я впервые услышала об этом невероятном деле.

Я всегда знала: прошлое меня настигнет – несмотря на все меры предосторожности, запутанные следы, выдуманные истории и все прочее, что я сделала для того, чтобы от него дистанцироваться.

Но все же я не предполагала, что это случится вот так.

Все происходит, когда в антракте в сутолоке бара Королевского оперного театра я вежливо слушаю рассуждения дородного банкира о правильной трактовке последнего действия оперы Вагнера «Гибель богов». Я поднимаю глаза, и в следующую секунду две мои жизни – жизни, которые я так старалась держать на расстоянии одну от другой, – сталкиваются, как тектонические плиты, и разрушают пространство.

Мне надо бежать, но уже слишком поздно.

Он праздно топчется около небольшой группы людей. Он не с ними, но вполне простительна ошибочная мысль, что они вместе. Красивый костюм, галстук, в правой руке бокал шампанского. Даже его стрижка и поза говорят о том, что он принадлежит к этому обществу. Но я знаю, что это не так.

Два года. Два года и лишь одна причина, по которой он может быть здесь. Хочет забрать меня в другую мою жизнь, о которой я надеялась никогда больше не вспоминать. Он пришел за мной.

Удар – я преодолеваю шок и проглатываю комок в горле, затем поворачиваюсь к спутнику, улыбаюсь и произношу подходящую случаю фразу. Боковым зрением я не упускаю его из виду: мне необходимо за ним следить, будто он непредсказуемое, потенциально опасное дикое животное. Как хочется повернуться и не спускать с него глаз. Однако здесь и сейчас я Шарлотта Элтон – воспитанная, состоятельная, идеальная Шарлотта Элтон, – которая не может знать человека, которого только что видела.

Я должна действовать по ситуации, встать так, чтобы иметь возможность видеть толпу через плечо банкира. Когда мне это удается, его уже нет.

Я внимательно изучаю зал.

Сегодня, безусловно, аншлаг, и бар – самый большой в Королевском оперном театре, похожий на гигантскую оранжерею в викторианском стиле под высокой изогнутой крышей, – забит до предела, северный и южный балконы полны людьми, толпящимися вокруг центральной круглой стойки. Среди них много мужчин в темных костюмах, но его там нет. Сверкающая зеркальная стена зрительно вдвое увеличивает пространство, делает металлические конструкции арочных окон огромными, а собравшихся людей превращает в толпу. Он, как и его отражение, растворился в этой массе. В верхней части зеркальной стены похожий на ящик балкон кажется подвешенным в воздухе над головами, а опирающиеся на его край люди выглядят экспонатами. Перебираю взглядом их лица. Его среди них нет.

И все же он где-то здесь, и он нашел меня.

Последний звонок. Банкир берет пустой бокал у меня из рук:

– Да, позвольте мне, – и поворачивается, отвлекаясь от оживленного разговора нашей небольшой компании.

В это время главный адвокат города касается моей руки:

– Шарлотта, я бы хотел сказать вам пару слов. Прошу вас.

Я иду рядом с адвокатом по направлению к залу, улыбаюсь и ощущаю, что кровь ударяет мне в голову, глаза заволакивает пелена.

Пытаясь разглядеть его лицо в толпе, я не замечаю, что он уже рядом. Он не смотрит на меня, но я чувствую прикосновение его руки. Затем он исчезает, смешавшись с окружающими меня людьми.

Мы с адвокатом поднимаемся к верхним ярусам. Маленький предмет в моей ладони теплый и липкий от пота. Занимая свое место, я незаметно прячу его в клатч.

Это крошечное украшение для новогодней елки, игрушка, переливающаяся пурпурно-красным цветом.

В зале гаснет свет. Начинается последнее действие. В произведении Вагнера присутствуют и торжество личности, и нарушение обещаний, и предательство, и убийство, и гибель в самом конце.

Игрушка – это условный знак, важное послание, хотя код я почти забыла. Саймон Йоханссон просит о встрече. Но не с воспитанной, сдержанной Шарлоттой Элтон. Йоханссон хочет увидеться с Карлой.